(no subject)

     Ну вот, потеплело настолько, что можно пить вечерний чай на балконе. Сумерки, возникает желание зажечь лампу, и тут же усмехнулся своей наивности: "Ага, лампу! Да сейчас все комары да мошки на свет соберутся..." А секундой позже спохватываешься: "...Какие комары, какая мошкара?.. Москва. 19 этаж. Май. Стерильно. Вряд ли кто прилетит".
     Какая-то часть меня, еще живущая в той, прошлой жизни, где комары слетаются, стоит лишь зажечь свет на открытом воздухе, где... Этих "где" можно привести много, не бесконечно, но много, как, скажем, много иголок на одной еловой лапе. Какая то часть меня еще жива тем, прошлым, но тает и исчезает с годами. Но все еще пытается сберечь меня, сегодняшнего, много о чем уже забывшего. Пусть в таких пустяках как комары.

(no subject)

Сидючи в кафе и ожидая подачи "горячего" или, как еще вариант названия - "второго", я пытался все воспринять, все вокруг, рассеяно кивая при этом разговору о кадровой политике, вмещавшем в себя разное - от "гнать их всех надо" до "но жалко же живые люди у каждого свои слабости". Взгляд сам собой сконцентрировался на блестящей точке, вернее - четырех точках. На кончиках зубцов блистающей на солнце вилки, штампованной драгоценности "нерж". И собирались все звуки, не только близкие и понятные, но и бубнеж через два столика, и жужжание кондиционера, и трум-пум-пум телевизора, и говорок официантки тихо наставлявшей в расторопности коллегу. Запахи - вплоть до, кажется, пригоревшей свинины, шашлыка из помещения где готовят, и ваниль, и чили. Когда все собрано, в одну общую фотографию места здесь-и-сейчас, этот дагеротип неизменно отслаивается от стены и опадает. Обнажаются зверьки, отчаянно дергающие перекладинки большого беличьего колеса на себя. Среди них, а это закон большого беличьего колеса, всегда будут и первые и последние. Объединенные общим миром, воображаемым, разным в деталях, но общим. Каждое слов, взгляд, мысль - рывок этого колеса на себя. Внутри что-то отчаянно дергается - жуткое желание вернуться в дагеротип, иначе же как? Ум знает - остановившийся зверек тут же оказывается позади всех, потом его начинает возносить, переворачивать, и, если он крепко не вцепится и не рухнет сверху, то его еще повернет и он окажется под ногами первых, а там его точно растопчут. И что бы было не так страшно, хочется поговорить, но о чем? Как только выпадаешь из общего бега - говорить становится не о чем... Единственное, о чем можно (если бы нашелся адекватный (то есть сдвинутый так же, как я) собеседник) поговорить, это наверно сообщить о блуждающих по телу ощущениях, напряжениях, эмоциях. Они, то ныряют вглубь, обнимая кости, то скользят внутри мышц, то (как касатки, играя выпрыгивают из воды) выпрыгивают из тела и тут же падают внутрь - хоть они и невидимы, заметить места этих падений можно по мурашкам волнами расходящимися вокруг, по вставшим дыбом в месте падения и потом опадающим, маленьким телесным волоскам.

(no subject)

Мелочь жизней таких выживших - не наскрести
Наличности даже на полчеловека.
Поэтому эти монетки (с такими разными профилями)
Бросим нищим
Улицам. То есть простим им же их же.
В этом вечном карнавале наоборот, то есть лица, лица, лица
И никаких ярких лакированных красок, на площади вдруг увидеть:

Красота и её звери.

Главное - смотреть им в глаза.
Гладить рукой растущей из сердца.
И останешься почему-то жив.

Видимо пока не знаешь зачем живой
Ты не умрешь. Пока что так.
Пока - только так.