(no subject)

Звонок раздается под конец рабочего дня. Противно электрически булькая сразу на нескольких телефонных аппаратах в большой офисной комнате он тщетно взывает: ну возьмите же, кто-нибудь трубку... ну же... ну кто нибудь... ну... Я не выдерживаю. Не отрывая взгляда от фасеточных радужных полушарий на голове богомола (и они называют это глаза!) поднимаю трубку.
- Алло, я вас слушаю.
- Здравствуйте, у меня послание к человечеству, это очень важно.
Я отрываюсь от созерцания богомола, ногой отталкиваюсь от боковины стола и разворачиваю вращающееся кресло. Редакция пуста. По расписанию рабочий день закончится через пол часа, но все уже тихо растворились, по-английски, как чеширские коты. Ну, понятно почему никто к телефону не подошел! В трубке между тем твердо и тревожно продолжают.
- Это информация крайне важна для выживания человечества.
Я разворачиваюсь к своему рабочему месту. Богомол, прячущийся в орхидее, белый, в разводах, смотрит на меня с монитора, видны и антеннки и шипы, и все сочленения панциря. В трубке делают паузу. Видимо ждут, когда я заинтересуюсь, что грозит человечеству и как этой угрозы избежать. И, судя по всему, спасутся не все. Я молчу. На том конце провода не выдерживают.
- Дело касается второго пришествия...
Я перебиваю.
- Простите, позвоните завтра, так как я художник. Мы начинаем работу в 10.
Пауза. Шебуршание. Вздох.
- В 10 я не могу, это сложно для меня.
- Ну попозже, в 11-12.
- Позже я тоже не могу, у меня важные дела по работе.
…
Иногда люди столь же прекрасны как богомолы. Иногда.

(no subject)

Мороз не ударил. Если уж взялись сравнивать с физическим воздействием, то вернее будет сказать “мороз навалился”. Причем так, как это порой бывает в транспорте: массивный пассажир в неповоротливой зимней одежде ненавязчиво втискивается на соседнее с тобой сидение, рассыпая торопливые “простите” и “извините”; сначала чувствуешь легкое давление с его стороны, думаешь: “ну ладно”. И вот гражданин уселся, пригрелся, обмяк, его сморил сон и 150 килограмм упакованные в мех и пух начали мееееедленно, но верно заваливаться в твою сторону. И если в первые минуты такое соседство казалось терпимым, то уже спустя совсем небольшой промежуток времени обнаруживаешь себя стиснутым так, что не вздохнуть, не пискнуть. Рывком, причем не с первого раза, высвобождаешься из плена, всё равно скоро выходить, можно и пару остановок стоя проехать. Даже окна замерзли - мутно просвечивают через фильтр замершего стекла очертания улиц, пятна фонарей, габаритных огней автомобилей.

* * *
Как только что-то случилось, непоправимое, а каждый момент непоправим, но речь сейчас не о каждом моменте, а о особых. Пока случившееся еще рядом, смотрим на часы - прошло всего 5 минут... 10 минут. Это же так близко! Допустим “сейчас” - это корабль, а “то, что случилось” это остров. И мы только что отчалили от этого острова. Медленно, так медленно, как может течь только время. И через 10 минут этот остров - совсем рядом. Кажется, если разбежаться можно перепрыгнуть эту узкую полоску воды и оказаться на покинутом островке. И через 30 минут кажется - еще можно как то изловчиться. И даже к вечеру думаешь, что еще можно успеть. И это ученый разумный ум так думает! “Еще можно успеть!..”
Что успеть, куда успеть?
Я в плену эмоций, а вернее - эмоции в плену меня, наваливаются, расшатывают прутья клетки, гудок, и параход отчаливает и никто ничего не может сделать. “Мы утонем! Мы все утонем!”, - вы вообще когда нибудь пробовали перевозить на пароме слонов, там жирафов, они же все в панике от происходящего. Какое нафиг “водоизмещение, выдержит.” У них инстинкты! И мы действительно тонем, медленно, в шубах, а шубы в вагоне, а вагон на улице, а улица в столице, а столица. И забываем.

* * *
Что только не приходит в голову, пока едешь.